Лютеранская церковь (кирха), филиал Мариинского театра

В 1863 году, когда Владикавказ стал центром Терской области, сюда начался большой приток людей из центральных и западных областей России, а также из зарубежных стран – Германии, Италии. Еще до обретения Владикавказом статуса города при общей численности населения крепости в 3653 человека на 1852 год, лютеран (протестантов) насчитывалось 27 человек. После преобразования крепости в город (1860 г.) Владикавказ стал привлекательным для переселенцев из многих российских губерний, в первую очередь, из Саратовской, а также из Прибалтики и Германии. Главной причиной миграции немецких семей на Северный Кавказ стало наличие здесь свободной земли, в которой они нуждались, мягкий климат и преференции в отношении переселенцев, объявленные царским правительством. К середине XIX века немецкая колония только во Владикавказе насчитывала 43 семейства, а к концу века немцы заняли значительное место в этнической структуре города. Большая их часть исповедовала протестантизм. Переселенцы нуждались в своем собственном культовом учреждении, благодаря которому, более мягко проходили бы процессы адаптации – месте, где они ощущали бы себя сплоченной этнической группой в новой, незнакомой среде обитания.

«…Сбор пожертвований на строительство молитвенного дома начался в ноябре 1861 года. Распоряжением начальника Терской области от 23.09.1865г. Владикавказское городское общественное управление препроводило на имя аптекаря военного госпиталя, надворного советника Куцерут план земли, утвержденный под постройку в городе лютеранской протестантской кирхи. Евангелическо-лютеранский молитвенный дом был построен в 1866 году, а в начале ХХ века немецкая община возобновила сбор средств на строительство церкви. Сооружена она была около 1911 г по инициативе военачальника Осетинского округа Александра Эглау и предводителя протестантской общины Генриха Лоренца. Как отмечалось, «на первой обедне присутствовало много прихожан и посторонней публики». В городе эту церковь называли Немецкой кирхой…» (С.Цаллагов «Лютеранская кирха во Владикавказе»)

Фамилия архитектора не сохранилась, скорее всего, официального архитектора у выстроенного здания могло и не быть. Кирха представляет собой типовое здание – подобные строились в те годы по всей России. Для Кавказа же такое строение было редкостью. «…Здание кирхи выстроено в духе поздней церковной готики и является единственным зданием подобной архитектуры на Юге России. Размеры здания на плане 50x15 метров, материал стен и цоколя – красный кирпич. Высота здания со шпилем – 24,7 метров. Портал здания представляет собой готическую арку, опирающуюся на две колонны, увенчанные капителями. Построена она в виде однобашенного однонефного храма, имеющего осевую объемно-пространственную композицию…Композиция фасадов кирхи подчинена доминанте здания – высотой 24,7 м четырехгранной трехярусной башне, вынесенной за пределы основного объема. Нижний ярус представляет собой высоки массивный четверик с двумя оконными проемами прямоугольной формы в лицевой части и ступенчатыми контрфорсами по углам. Второй ярус имеет удлиненные узкие стрельчатой формы ниши и прямоугольный дверной проем выхода на балкон с бетонным ограждением в виде арочек стрельчатой формы. Третий ярус образован системой стрельчатых арок, завершенных высоким четырехскатным шпилем. По направлению кверху, композиция башни облегчается. Ее вертикальность подчеркивается сужением ярусов, контрфорсами, узкими стрельчатыми нишами.  Середину плоскости стены западного фасада занимает большая арочная ниша, в поле которой располагается входной портал, представляющий готическую арку, опирающуюся на сдвоенные колонны, увенчанные капителями. Над нишей располагаются три узких стрельчатых окна, а торец крыши закрывается ступенчатым аттиком. Основным мотивом композиции боковых фасадов является чередование стрельчатых окон и ступенчатых контрфорсов прямоугольного сечения…» (С. Цаллагов «Лютеранская кирха во Владикавказе»)

В 1930-е годы церковь была закрыта. Крест на здании церкви спилили. В последующем здание неоднократно перестраивалось с целью приспособления его под другое назначение. Вначале в нем находился клуб Союза строителей. В 1940 помещение с прекрасной акустикой перешло к североосетинскому симфоническому оркестру, на его базе открыли филармонию. Понадобились дополнительное место для сцены, подсобные и административные помещения. Здесь играли звезды классической музыки, в том числе Святослав Рихтер, — для здания началась новая эпоха. И в каком-то смысле — для осетинских музыкантов. Во многом именно благодаря работе филармонии случился феномен осетинских дирижеров, первый среди которых — Валерий Гергиев, Туган Сохиев. Два главных театра нашей страны и два главных дирижера — выходцы из Осетии, из этого самого здания. Десятки выдающихся музыкантов, которые играют сегодня в разных оркестрах мира, России.

Нелегкие времена настали для здания в 90-х: оно крайне обветшало. Капитальный ремонт в бывшей кирхе пытались затеять дважды — но работы оказывались слишком сложными и дорогостоящими. Филармонии помог дирижер, художественный руководитель Мариинского театра  Валерий Гергиев. После масштабной реставрации здание открылось горожанам таким, как когда-то было построено: его освободили от пристроек. Сохранили старинные витражные окна, а еще отделали внутреннюю часть специально подобранными породами дерева — для акустики. Теперь бывшая церковь стала филиалом знаменитого Мариинского театра. Внутри здания — теперь уже храма музыки — на стене, рядом с макетом кирхи, висит крест — заржавевший, из простого металла. Строители обнаружили его между стеной и одной из деревянных балок. По всей вероятности, кто-то спрятал там крест все в те же 30-е годы. 
 

Интересные факты

“О капитуляции фашистской Германии было объявлено по радио в ночь с 8-го на 9-е мая. Несмотря на поздний час, услышав радостное весть, владикавказцы дружно высыпали из своих домов на улицу, они поздравляли друг друга с одной на всех Победой, обнимались, смеялись, пели песни… А в полуденное время 9 мая их ожидал еще один сюрприз. В честь Дня Победы спортсмен Георгий Кандинашвили выполнил стойку на руках на шпиле здания Немецкой (лютеранской) кирхи, где сейчас размещается Северо-Осетинская государственная филармония. Это неординарное событие было, конечно же, запечатлено фотокамерой и надолго стало одной из самых обсуждаемых тем во Владикавказе. Поступок этот, надо сказать, запомнился многим владикавказцам. После 9 мая 1945 года о Георгии Кандинашвили говорили с неизменным восторгом. Дружбой, да что там дружбой, шапочным знакомством с этим человеком гордились. О его спортивном подвиге родители рассказывали потом своим детям, выросшие дети, в свою очередь, передавали услышанное новому поколению. Кандинашвили, таким образом, стал во Владикавказе личностью легендарной. Сам же он от этого ничуть не загордился, а просто жил, любил и делал свое дело, которому был предан всей душой. В 1945 году Георгию Кандинашвили минуло всего-то 30 лет. Из строя он выбыл по ранению и еще до окончания войны вернулся в родной Владикавказ. Выпускник Орджоникидзевского пехотного училища, боевое крещение Кандинашвили получил под Сталинградом, там же впервые был ранен. Однако на ноги встал быстро. Совсем иначе обстояло дело после серьезного ранения, полученного во время битвы за Днепр. Георгий Михайлович надолго вышел из строя, вернулся домой, где сразу же стал кумиром опоздавших на войну мальчишек”. (О.Резник «В 1945 году Владикавказ встретил День победы стойкой спортсмена на шпиле кирхи»)

Фото и видео материалы Евгения Иванова
Атрибуция-Некоммерчески (CC BY-NC 4.0)

Протестантская кирха, бывшая Филармония.

Как элегантная яхта Онассиса в толпе кургузых лодок и неуклюжих барж в порту, так здание филармонии возвышается сегодня на владикавказской улице в окружении неказистых одноэтажных домов, хрущевской пятиэтажки и типовой школы постройки тридцатых годов, сияя в небо элегантной медной крышей. Ее готический шпиль заносчиво задран – еще бы, второй такой европейской штучки в городе у подножия Кавказского хребта нет. Нет и поблизости.

Здание протестантской кирхи, построенное во второй половине 19 века, почти 30 последних лет стояло заброшенным и ветшающим. И вот, словно в награду за перенесенные невзгоды и удары судьбы, получило шанс на новую жизнь, обрело облик, подходящий для туристической открытки – Европа, не иначе.

И все же, когда я переступаю порог обновленного здания, меня переполняют воспоминания, связанные с прошлой его жизнью и моей прошлой жизнью тоже.

Тогда, в восьмидесятых, как и теперь, в здание бывшей протестантской кирхи размещалась местная филармония со своим симфоническим оркестром, дирижером, творческими коллективами, прочими службами. Организация жила насыщенной концертной жизнью и затягивала в орбиту своей деятельности не только ценителей музыки, что логично, но и вероломно насаждала культуру среди ничего не подозревающих подростков – учащихся обычных средних школ, распространяя среди них абонементы на обязательное посещение, за чем строго следили их классные руководители. Ведущим концерта порой приходилось прерывать концерт и прямо со сцены призывать не желающих окультуриваться школьников к порядку, буквально перекрикивая болтовню и нервное шипение педагогов.

Я училась в лицее искусств, осваивала фортепиано и пела в хоре в числе еще нескольких десятков своих ровесников. Для нас походы в филармонию были не абонементным событием, а учебной необходимостью, с которой мы смирились. Несчетные часы проводили мы в «храме культуры», репетируя музыкальные программы, выступления, ожидая в холодных кулисах своего выхода в сводных концертах. Без надежды покинуть выстаивали на шатких хоровых станках, пока дирижер, страшно похожий на григовского кобальта, размахивая дирижерской палочкой как волшебной, словно пытаясь поразить врага – крибле-крабде-бумс! обрушивался с площадной руганью на невозмутимых, кажется, вечно сонных оркестрантов из группы духовых, пытаясь заставить их вступать одновременно. Но тщетно. Драматическая составляющая этих экспрессивных сцен оставалась неизменной, только персонаж, которого дирижер пытался поразить своей волшебной палочкой, менялся – первая скрипка, арфистка, несчастный флейтист. Нас же эти сцены заставляли смеяться беззвучным смехом до колик, до падений со станков. Особенно уморительно было наблюдать за лицом дирижера во время концерта, тогда его мимика становилась более чем красноречивой, а грозные взгляды, которые он метал из-под лохматых бровей в своих подопечных, должны были убивать наповал.

«Стояния», особенно в вечерние часы, особенно на голодный желудок, скрашивались долгожданными минутами, когда наша «хоровичка», наша Олечка собирала нас в тесный круг и одаривала удивительными историями. Истории эти придумывались на ходу и никогда не повторялись. Затаив дыхание, слушали мы о мальчике Тутанхамоне, его золотых одеждах и драгоценных дарах вероломных жрецов, о предательстве его юной жены с непроизносимым древнеегипетским именем и забывали о времени и голоде. Ничего более захватывающего и волшебного мне не доводилось слышать ни тогда, ни потом.

Место под старыми филармоническими сводами не было для нас сакральным, ведь попадали мы туда через служебный вход. В здании не осталось ни одного заветного уголка, куда бы мы не сунули свои любопытные носы, может, только директорский кабинет? Особое удовольствие – сыграть в прятки или наперегонки, с трудом протискиваясь между гладкими, выкрашенными масляной краской стенами, взбежать по узкой лесенке, ведущей, кажется, к шпилю. Со временем привычным стал воздух филармонии, впитавший странную смесь из кислого запаха папиросных окурков, вековой пыли, деревянных половиц сцены и туалета, по комфорту мало отличимого от привокзального. К слову сказать, подобный дух стоял в то время во всех театрах города. Этот дикий букет ароматов крепко отложился в моей обонятельной памяти и еще долго при посещении любого «очага культуры», где были сцена, туалет и курилка, вызывал ассоциации с филармонией.

Уже тогда здание, в котором располагалась филармония, выглядело малосимпатичным. Старый, высокого качества кирпич, из которого отстроены многие исторические здания во Владикавказе, потемнел. Потемнели и некогда белоснежные, выточенные из доломита детали, теперь больше напоминающие обмылки. Портал, через который немецкие семьи шли на службу, был заколочен, и старая надпись на немецком из писания, освящавшая арку над ним, местами истерлась, казалось навсегда. Вместо этого входа к длинной стене бывшей кирхи была зачем-то прилеплена убогая пристройка с узкой дверью, сквозь которую посетители попадали в фойе с низким потолком.

И все же этот странный неуютный дом с заложенными кирпичом высокими оконными проемами временами превращался для нас в зачарованный замок с путанными коридорами, закоулками и укромными местами. Узкая лесенка в башне, заветные комнаты с высокими дверями, спрятанными за пыльными бархатными шторами, за которыми горы сокровищ – музыкальные инструменты, сложенные деревянно-медной грудой, и великолепно изогнутая арфа, прикоснуться к струнам которой – предел мечтаний, ворохи старых афиш, вороные с белой хрустящей грудью фраки, развешанные вдоль стен. И мое тайное место на высоких хорах, о существовании которого, кажется, мало кто подозревал. Если сидеть тихо, тебя не заметят. Там меня впервые посетило волшебное чувство – ты вроде со всеми и совершенно, безнадежно одна. Оттуда сцена как на ладони, и слышно все, даже шепот Олечки, обращенный к хористам: «Улыбка!».

И вот еще что. Однажды в мертвой тишине пустого зала, даю слово, мне послышался глухой стук органной педали, как если органист неловко снимает с нее ногу в самом конце, уже после того, как в воздухе исчезнет последний звук протестантского хорала.

Лилия Галазова.
Сотрудник Северо-Кавказского филиала 
Государственного музея изобразительных искусств 
им. А. С. Пушкина.